Карелия

Карелия – рай для водников. Густая сеть рек и озер – самый удобный и приятный способ окунуться в эти северные земли, пожить в унисон с ее дикими уголками и при этом еще и пощекотать себе нервы на бурных порогах рек. Многие встреченные в пути люди уже давно пренебрегают теплым морем и жарким солнцем и из года в год едут в эти навсегда полюбившиеся им края. Наверняка есть среди них те, кто планомерно покоряет реки и пороги исключительно из спортивного интереса, но мне кажется водный экстрим – далеко не самое первое, что можно вынести из общения с этой землей.

Самым ярким моим впечатлением оказалось именно ощущение неиспорченной дикой природы, до предела обострившее все органы восприятия, отчего краски казались ярче, явственней звуки и пронзительней запахи. Все хотелось потрогать, потереться щекой и попробовать на вкус. Эти ощущения захватили меня с самого первого момента и не отпускали до конца поездки, вытесняя на задний план стройный ход событий и оставляя в памяти яркими слайдами новые для меня явления природы из того бесконечного разнообразия, которым богата эта планета.

Мох. После первых шагов по этому чуду природы мне хотелось кричать «Я люблю Карелию!» Я, наверное, с час ходила туда-сюда по этому необычайному ковру, устилающему весь лес, наслаждаясь его упругой мягкостью и той бархатистой нежностью, с которой он при каждом шаге обволакивал мои ноги. От моих шагов не оставалось и следа. Время от времени я приседала и нажимала на него руками, играясь упругостью, или просовывала ладонь сквозь его крепко сцепленные между собой верхушки, стараясь добраться до его корней и определить ту глубину, на которую уходили влажные прохладные извивающиеся змейки-стебли, казавшиеся живыми под сухой верхней шапкой мха, и отчего было немного боязно руке. Мне тут же пришло на ум мое невежество, с которым я сочувствовала северным оленям, прочитав о них еще в детстве, что зимой им приходится питаться мхом, добывая его из-под снега. Мне представлялся несчастный олень, старательно обгрызающий с камней те пару миллиметров мха, которыми обычно в наших краях покрыт гранит в сырых и холодных местах. Теперь на счет оленей я была спокойна. Здешний ягель имел толщину слоя 20-30 см и разнообразие сортов: белый, розовый, светло-фиолетовый, зеленый, с разной формой узорчатых соцветий. Мох стал моей первой и одной из главных любовей к Карелии. Не желая с ней расставаться, я привезла домой огромный кулек этого живучего растения, и он еще долго медленно умирал в непригодном климате бетонных квартир моих друзей.

Белые ночи. Они сразу и необратимо сдвинули наше восприятие времени. В первую ночь мы никак не могли заставить себя лечь спать, ибо организм упорно отказывался поверить в то, что ночь уже наступила. Какая же это ночь, когда на горизонте не гаснет закат и можно читать книгу? Некоторые так и просидели у костра до самого утра. Привычная реальность давала сбой. Солнце, которое не передвигалось по небу, а зависало подолгу в одной точке. Закат, который все никак не наступал. Никак не укладывалось в голове, что на часах уже 11 вечера, а по земле все еще стелются солнечные лучи. А потом солнце все-таки нехотя проваливалось за горизонт, но зарево не гасло, а прокатывалось по горизонту, через несколько часов превращаясь в рассвет. Наблюдение закатов превратилось в ритуал. Долгую и сложную смену красок мы наблюдали часами, отвлекаясь время от времени на бивачные дела. Может это иллюзия, но цвет неба здесь мне казался особенно пронзительно синим. И зелень сосен на фоне этого неба тоже казалась особенно сочной. Не доверяя этих красок фотоаппарату, я старалась записать их на пленку памяти. Никогда не наступающая темнота подарила сладостное ощущение отсутствия времени, когда ты не привязан ни к какому графику, когда не надо спешить разбить лагерь до темноты, можно ночью бродить по лесу без фонаря, и можно запросто поменять местами ночь и день. Компромисс между организмом, привыкшем жить в определенном ритме, и белыми ночами был найден в виде сдвига на несколько часов. Ужинать мы садились часов в 11-12 вечера, когда у нас появлялось ощущение, что сейчас 7. А спать ложились часа в 3-4 ночи, смиряясь с потребностями организма. В это время наступало самое темное время суток, длящееся примерно час, и которое с большой натяжкой можно было назвать легкими сумерками. Ну а просыпались мы часов в 12 дня, когда уже во всю сияло солнце.

Вода. Которую можно пить прямо из озера. Ощущение, забытое обитателями городов и деревень густонаселенной зоны думаю уже несколько веков назад. Реки и озера – вот, собственно, и главное, ради чего люди едут в Карелию. Наша дорога – это река Кереть, путь по которой мы начинаем от поселка Лоухи, а закончим выходом в Белое море в Чупской губе. Она то струится между берегов узкой и бурной шиверой, то разливается в широкое озеро с неподвижной водой и разбросанными по нему островками с одинокими соснами. Карельские озера, на мой взгляд, самое прекрасное из водного богатства края. Песок у берегов некоторых озер кажется пересыпанным золотом. Это мелкие кусочки слюды, которые от игры воды и солнечных лучей кажутся золотым песком. Зачерпываешь горсть этого песка и отпускаешь в воде, любуясь, как оседает золотая пыль, сверкая и переливаясь на солнце.

Кереть имеет 26 порогов разной степени сложности и категорию 3. Ласковая в своих спокойных участках, эта река унесла не одну жизнь. Холодная вода, долгое пребывание в которой чревато гипотермией, и бурные пороги, на которых легко побиться о камни. Мы плывем по ней, руководствуясь картой и подробной лоцией. Заслышав шум воды, высаживаемся на берег и бежим осматривать порог, долго обсуждая способ прохождения сложных участков. Параллельно с нами идут на катамаране родители нашего товарища со своими друзьями, водники с многолетним стажем. Большинство порогов они проскакивают не раздумывая. Нам же на байдарках приходится быть более осторожными.

Хождение по порогам на байдарках более динамично и азартно, но при этом и гораздо более опасно. Пару неправильных движений – и ты в воде. Перед более суровыми порогами мы выкладываем вещи, высаживаем собаку, снимаем теплую одежду в холодные дни и готовимся к тому, что придется кильнуться. И приходилось. Такие пороги мы проходили по одной байдарке, экипаж второй подстраховывал с берега. Леша и Яна плавают вместе давно, их действия слажены, они более опытны и проходят пороги первыми, красиво и технично. Даже перевернувшись в сложной бочке, которую невозможно было просмотреть с берега, они умудрились вернуть полную воды байдарку в плавучее положение, вскочить в нее, и закончить прохождение порога. При этом особенно поразила нас Янка, выскакивающая ласточкой из бурного потока, броском вперед на живот в уходящее судно. Мы же, плывя в трехместной байдарке впервые этим составом, имея разный опыт и навыки и не имея необходимой слаженности, часто спорим, кто как гребет, и злимся друг на друга. Тройка, к сожалению, неудачный вариант для хождения по этим порогам. Эта лодка более инертна, длинна и неуклюжа, легче садится на камни и более неохотно с них соскакивает. В описаниях некоторых порогов указывалось – «на тройке не проходим». Мы проходили, и тогда это казалось победой. Мы ликовали и хвалили самих себя.

Но везло не всегда. Перед одним из порогов у меня была уверенность, что мы перевернемся, которую я не оглашала вслух, чтобы «не накаркать». Косая бочка на входе требовала такой четкости и быстроты действий, на которую мы, увы, рассчитывать не могли, и оказались опрокинутыми за долю секунды. Нас остановил большой камень посреди быстрого потока перед следующей, еще более бурной его ступенью. Саня с Колей стали переходить поток, держась за байдарку, а Леша помогал им, зайдя в воду с берега. Я же, то ли во время не сообразив, как лучше поступить, то ли посчитав, что буду только мешать, держась за байдарку, осталась стоять на камне. Но, увидев, что глубина небольшая, меньше, чем по пояс, а до берега каких-нибудь пару метров, я совершила страшную глупость, решив, что без труда доберусь туда вплавь, и не стала дожидаться, пока мне бросят веревку. Но не тут то было. Поток подхватил меня и понес прямо к бурлящему порогу, не давая продвинуться к берегу. Мешало плыть весло, за скользкие камни невозможно было уцепиться. Живо представив, чем мне грозит попасть в это бурлящее пекло, совершаю отчаянные броски и ненадежно цепляюсь за большой камень у берега перед самым сбросом воды, откуда меня и вытягивает за мое весло подоспевший по берегу Коля. За свое безрассудство расплачиваюсь сильной болью в побитом о камни теле, от которой несколько минут не могу пошевелиться.

Клеить прорванную байдарку приходилось часто. Особенно после порогов с торчащими подводными острыми зубьями камней. Бывало, что на одном пороге переворачивалось подряд по нескольку байдарок из разных групп. Вещи одной такой особо неудачливой компании мы вылавливали намного ниже по течению, передавая их потерпевшим уже на других стоянках.

Острые ощущения на порогах сменялись состоянием покоя и умиротворения на озерах, где мы плыли, млея от солнца или поеживаясь от дождя, но неизменно любуясь чистой водой, лесом на берегу и небом, которое по нескольку раз на день сменяло гнев на милость.

Вопреки представлению о Карелии как о рыбном крае насладиться от души этим даром природы тут нельзя. Вылов рыбы в реке строго запрещен, за этим следит рыбнадзор. Мы только пару раз побаловали себя плотвой и окунями, наудив их с берега. А о том, чтобы попробовать осетровых даже речи не было. Перед Морским порогом река перегорожена сетями, внутри которых прыгает эта лакомая рыба, и где ей ведут строгий учет. Все реже осетровые заходят в реку на нерест, а потому их строго охраняют, лицензий на вылов не дают и отказываются продать хоть одну рыбку. Браконьеры в гидрокостюмах и с гарпунами умудряются все же охотиться на эту рыбу за Морским порогом, но официально это строго наказуемо.

Карельская тайга. Грозное слово «тайга» плохо подходит к этому светлому и солнечному лесу. Невысокие тонкостволые березки и сосенки, из которых по большей части и состоит лес, не могут удержать солнечные лучи, и весь лес просто залит ярким светом. Лес, выросший на камнях. Карелия – каменная земля, почвы здесь практически отсутствуют. Идешь по лесу, пробираясь сквозь заросли черники, радуясь мху, и вдруг проваливаешься куда-то на всю длину ноги. Обычное дело. Под туго переплетенным между собой слоем кустарников, мхов и корней деревьев – тела их предшественников, которые и служат грунтом для новой жизни. Между поваленными стволами, скрытыми под зеленью, местами глубокие ямы, которые еще не успели заплести новые корни. Деревья показывают чудеса выживания, извиваясь корнями по голым камням у берегов и выбиваясь из трещин на скалах.

После нескольких шагов вглубь леса какая-то сила затягивает дальше и дальше, заражая желанием узнать, а что же за той сосной, за той особо высокой кочкой, за той группой березок, во что перетекает та залитая солнцем полянка, и что интересного можно обнаружить за корнями поваленного дерева. Лес затягивал и манил желанием изведать каждый его уголок. Чем глубже в лес, тем крупнее и слаще казались ягоды черники. А потом вдруг очнешься, оглянешься назад и понимаешь, что не за что зацепиться глазу, все вокруг одинаковое. И выбираешься обратно, ориентируясь только по солнцу, с холодком, пробегающим по спине, и думая, что наверняка заблудился и потерял направление, бродя между полянами черники. А потом к своему удивлению выходишь именно к тому поваленному дереву, от которого начался поход в лес.

Бродить по тайге в одиночестве было для меня особым удовольствием, которое казалось непонятной странностью моим товарищам. Иногда я уходила в лес на часы, беря в таких случаях с собой для подстраховки GPS или стараясь держаться вдоль берега озера, не уходя от него слишком глубоко в чащу. Патологическое отсутствие страха перед дикой природой позволяло наслаждаться ею с особым удовольствием и чувством безопасности и комфорта. Наверное, только из любви к лесу мне нравилась новая для меня ягода морошка, имевшая вкус перебродившего вина, твердые косточки, и которая не нравилась больше никому. За все время хождения по лесу мне не встретился ни один представитель фауны или хоть какие-то следы его пребывания. Я уж подумывала, что крупных зверей здесь нет, пока не наткнулась на пересохшем болоте на кучу, которая видом своим и размером не оставляла сомнений в том, что медведи тут есть. Я даже не погнушалась поковыряться в ней палкой, чтобы определить, чем питался зверь. Оказалось, черникой, притом поглощал он ее вместе с листьями и стеблями. Уже в конце поездки представитель рыбнадзора рассказал мне, что медведей в тайге хватает, и что они подходят близко к жилью, но сейчас ягодный сезон, а потому зверь сытый и неагрессивный. О том, что в сезон ягод медведи не особо опасны, я знала и раньше, потому и разгуливала по тайге так беспечно.

Иногда в тайге на берегу озера можно было наткнуться на зимовье – глубоко вкопанную землянку, выложенную бревнами и с остатками какой-то хозяйственной утвари.

Не желая расставаться с ощущением природы на время сна, я часто устраивалась спать под открытым небом, устроив кубло где-нибудь в камнях у самой воды или под облюбованной сосной на пригорке. Своим пренебрежением палаткой я удивляла товарищей не меньше, чем блужданием по лесу. Но никогда я не испытывала более сладкого сна, чем сон под открытым небом.

Недолгое карельское лето щедро на ягоды и грибы. За пару недель черникой можно отъесться на всю оставшуюся жизнь. Мы горстями запихивали ее в рот с кустов, добавляли в манную кашу и варили из нее кисель. Грибов поначалу было мало, сказалось на удивление сухое лето, но потом, когда пошли дожди, мы не знали, куда их девать. Пойдешь в лес по нужде, а возвращаешься с курткой, полной идеальной формы сыроежек с разноцветными шапочками. Или наткнешься на пару подосиновиков, каждый размером со сковородку. Для грибника сплошное расстройство. Понимаешь, что съесть это все невозможно, а уйти с грибной поляны не можешь.

С комарами нам повезло. Отправляясь в Карелию, я готовилась к тому, что комары и гнус станут моим самым ярким воспоминанием о поездке. Был взят с собой накомарник и спрей от насекомых, но в итоге я ими практически не пользовалась. То ли сезон такой выдался, то ли действительно карельские комары отличаются северной нордичностью. В отличие от комаров в лесах под Киевом, которые умудряются догонять тебя, даже когда ты со всего духу удираешь от них на велосипеде, и яростно искусывать, эти комары как-то вяло летали вокруг, не спеша садиться на голую кожу и раздумывая, укусить или не
укусить. Одним отгоняющим взмахом руки комариный вопрос решался в твою пользу. С гнусом мы столкнулись только раз и, к счастью, в этом месте надолго не задержались. Вот уж действительно гадость, упорная и назойливая. Больно было смотреть на Брика, Лешиного спаниеля, которому гнус залепил нос и глаза, и тот безуспешно пытался оттереться от него лапой.

Лесная баня. По берегам реки много оборудованных стоянок, которые существуют уже многие годы. Они напоминают обжитые многокомнатные квартиры: места под несколько палаток, готовое кострище с балками для котлов, сколоченные из бревен стол и лавки. И самая ценная часть многих стоянок – лесная баня. Самая лучшая баня, в которой мне доводилось бывать. Это выложенный из больших камней очаг и вокруг него каркас из бревен, который обтягивается полиэтиленом. Чтобы нагреть эти камни до раскаленного состояния, жечь костер под ними приходится полдня, но оно стоит того. Потом на раскаленные камни льется вода, и ты сидишь в этом обжигающем пару, сколько выдержишь, временами ныряя головой в колени в тот момент, когда вода с шипением разлетается от камней, затем выскакиваешь и бросаешься в озеро, нежась и бултыхаясь в ледяной воде, в которой иначе и не подумал бы провести больше нескольких секунд. Ни одна цивилизованно обустроенная сауна не давала такого ощущения легкости, стерильности тела и такого наслаждения от контраста температур, от березового веника, как эта лесная баня. Вот уж где действительно справедлива была фраза «Как заново родился!»

Тишина. Тишина до звона в ушах и полной пустоты в голове, когда останавливается тот неизбежный поток мыслей, от которого сложно избавиться даже во сне. Тишину, сравнимую с этой, я слушала только под землей в пещерах, куда не проникал ни один звук. Но эта тишина была удивительна именно тем, что охватывала она огромное открытое пространство. В безветренный день, когда не шумит лес и не плещется вода, и ты вдали от бурных порогов, на берегу широкого озера, тишина становится тотальной. Да, ее можно именно слушать, впадая в гипнотическое состояние, дивясь недвижимости всего вокруг, тому, что лес на том берегу озера настоящий, и что озеро это настоящее, и что в этом лесу наверняка есть жизнь, которая не выдает себя ни одним звуком, и поражаясь, что все это живое и реальное умеет так молчать. Не слышно певчих птиц. Может, их и нет совсем. Не тревожат жужжанием насекомые. И только крик внезапно появившейся чайки, который кажется взрывом в этой тишине, выводит из оцепенения. Или изредка прилетит погреться на освещенный солнцем камень огромная стрекоза, с механическим звуком дребезжа крыльями. Какой же чудовищный грохот издаем мы своим появлением в тишине этого леса. Лесные обитатели наверняка слышат его за много километров и держатся от нас подальше, не оставляя нам никаких шансов встретиться с ними. Состояние нирваны, в которое впадали мы от этой тишины, покоя, теплого солнца, чудесного озерно-лесного пейзажа, заставляло нас продлевать дневки. И единственное, что нужно было, это выползти на теплый камень и раствориться в этом удивительно быстро летящем в бездействии дне.

Туманы. Живые, подвижные, текучие. Они появляются с закатом, выползая белыми космами из заливов и заволакивая постепенно все озеро, клубясь и перекатываясь над самой водой, делая призрачным очертания всего вокруг. Какая сила двигала их в полном безветрии?

Белое море. Знакомство с Белым морем началось для нас с сурового Морского порога – шивера длиной 1,5 км с мощным и быстрым течением – который в мгновение ока проглотил нашу тройку. Мы с Яной, почуяв неладное с этим порогом, плыть отказались, а ребята, ничего не имея против, сначала успешно прошли порог на двойке, а вот с тройкой дело не заладилось. Сильным течением ее обернуло вокруг камня, сильно повредив, а ребята оказались в воде. Закончилось все долгими спасработами и днем починки.

Сделав вынужденную дневку на стыке реки и моря, мы наблюдали дыхание этого моря в виде приливов и отливов, когда уровень воды менялся на метр или больше, полностью изменяя картину водной глади.

Прибрежная часть Белого моря сплошь изрезана заливами и усыпана островами, среди которых ты плывешь, как по лабиринту, не видя столь привычной на море линии горизонта между водой и небом. О том, что мы уже в море, мы определяли по солености воды, пробуя ее на вкус каждые 10 минут. И когда от ее вкуса уже сводило челюсть, знали, да, теперь мы в море на все 100 %. Лишь в одном месте мы проходили рядом с открытой водой, с сильным чувством напряжения от штормящих волн, к которым ни в коем случае нельзя было подставить байдарку боком, чтобы не оказаться перевернутыми.

Белое море было для меня очередным открытием, захлестнувшим восторгом. Море, кишащее жизнью. На нас навели панику две огромные белые спины, вынырнувшие из воды в десятке метров от байдарок. Это прошли рядом с нами две белухи, синхронно демонстрируя свою мощь от головы до хвоста, но не показываясь из воды полностью. Им ничего бы не стоило перевернуть нас одним касанием. Кто-то закричал: «Быстрее гребем к берегу, они же млекопитающие!» Чувство страха вложило в понятие «млекопитающие» совсем другое значение: не то, что они вскармливают детенышей молоком, а то, что они этими млекопитающими питаются сами. Напрасный страх. Белухам не было до нас никакого дела.
То и дело в разных местах из воды показывались симпатичные усатые мордочки морских котиков – нерп. Одна такая любопытная мордочка долго крутилась возле нашего лагеря, вылезая из воды на камень и разглядывая берег, но при нашем появлении скрывалась под воду.

Удивительное и непривычное дно Белого моря, все усыпанное тысячами маленьких морских звезд диаметром от 1 см и больше. Песчаные спиралевидные горки, нарытые невидимыми червячками. Роскошные водоросли из рода ламинарии. Подводные цветы-амфибии, похожие на ромашки. Кустики этих цветов прекрасно чувствовали себя и под водой и на воздухе во время отлива.

Скалистые острова с подступающими к самой воде соснами. И радостное ощущение от того, что не спугнул тут человек природу, что она чувствует себя тут хозяйкой, как эти морские котики, доверчиво шныряющие между лодок и катеров.

Пожалуй, единственное, что меня очень разочаровало в этих краях, это постройки. Ожидая увидеть колоритные образцы деревянного зодчества, я была огорчена убогим видом домов, грубо сколоченных из почерневших досок, с облупившейся краской на оконных рамах, и окруженных такими же полусгнившими черными покосившимися заборами. Ни тебе бревенчатых срубов, ни резных украшений. Все неухожено, оставляет удручающее впечатление. И повсюду таблички с кривой надписью «прием ягод». Похоже на сегодняшний день это один из основных видов заработка для местного населения в небольших поселках. Благо ягод в лесу несметное количество.

Соловки. Слово грозное и пугающее. Место с дурной славой. Отправляясь туда, мы ожидали увидеть картину в стиле «Узник замка Иф» - неприступный остров с чудовищной крепостью. Знакомство же с этим местом стало для нас полным развенчанием мифа.

Попасть на острова можно на катере, который регулярно ходит с пристани города Кемь. Уж не та ли это «Кемска волость», которую требовал шведский посол в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»? 80 км через море и длинная полоса островов встречает тебя блеском куполов знаменитого Соловецкого монастыря-крепости. Того монастыря, который советские власти превратили в тюрьму. Но теперь он снова живет своей исконной жизнью, превратившись в важное место религиозного паломничества.
Мало осталось следов из темной страницы истории этих островов. В бывших бараках для заключенных разместились жилые квартирки, сувенирные лавки, кафе и парикмахерские. Монастырь реставрируют, некоторые его залы отведены под музеи, остальная же часть снова принадлежит монахам.

Сейчас Соловки – это жилой поселок и туристический центр с развитой инфраструктурой. Аэропорт, гостиницы, турбюро, велосипеды напрокат, организованные экскурсии, таблички и указатели по всему острову. Жизнь бурлит, толпы туристов и паломников, много иностранцев. А посмотреть здесь есть что.

Начать хотя бы с уникальной природы этих островов. На площади всего в несколько десятков квадратных километров расположились таежные леса, лесотундра, тундра, болота и пресные озера. На островах гнездится около сотни видов морских птиц. Причудливо изрезанная береговая линия и богатство морских обитателей сделали эти места привлекательными для любителей дайвинга. На острова приплывает множество яхт, а летом проводится Соловецкая регата.

Достопримечательностью островов является озерно-канальная система. На Большом Соловецком острове находится около 500 озер. В течение четырех веков поселенцы соединяли их каналами, создав 20 озерно-канальных систем. Поплавать по этим системам можно, взяв напрокат гребную лодку. Встреченный на острове киевлянин рассказал мне, что, побывав на Соловках однажды, влюбился в эти места и теперь проводит здесь несколько месяцев в году, подрабатывая школьным учителем. По его словам этим местам присущ какой-то особый дух, который заставляет снова и снова возвращаться сюда. По озерам и каналам он плавал на байдарке, перетаскивая ее местами в несоединенные между собой системы. А в хорошую погоду при спокойном море плавал по Соловецкому архипелагу, который насчитывает свыше ста островов. Да, при таком количестве островов это занятие не на один день.

Удивило наличие на острове ботанического сада. Он был основан еще в XIX веке. Вода из воскобелильного завода сливалась по деревянным трубам и использовалась для обогрева почвы и оранжерей. Монахи даже умудрялись выращивать там ананасы к царскому столу.

Каждый крупный остров архипелага по-своему уникален, отличается историей, своим обустройством, органично сочетающимся с природным ландшафтом. Один день, проведенный на Соловках, казался бесконечно малым сроком. Я возвращалась оттуда с чувством приятного удивления, неудовлетворенного любопытства и уверенностью, что эти места стоят того, чтобы посвятить им гораздо больше времени. Было именно ощущение того особого духа этих мест, про который говорил новый знакомый.

Очарование Севера – не пустые слова. Каждый час своего пребывания здесь пьешь как родниковую воду. Я не встречала разочарованных, но встречала много людей, которые уже не видят другого способа провести свой отпуск. В этих местах стоит побывать хотя бы раз, но, скорее всего, они заразят вас желанием вернуться. У меня вот теперь есть новая мечта, скорее всего неосуществимая, но все же… Попутешествовать здесь на гидроплане, любуясь этими краями с высоты и приземляясь на облюбованное озеро. Поживем – увидим.