Удивляться мы начали еще с трассы. Проскочив по Варшавке мимо разрастающихся коттеджных поселков, миновав Бородянку, мы с изумлением отметили пустынную дорогу после какой-то невидимой черты, нетронутые просторные луга по бокам ее, совершенно дремучие с виду леса и только изредка попадающиеся деревеньки, как из другой эпохи. Плотность населения здесь ― меньше 1 человека на квадратный километр против 20-40 обычных для сельской местности Украины. А ведь от Киева всего-то 150-200 км. Выпирающая за границы столицы цивилизация с ее борьбой за каждый клочек земли оборвалась внезапно, сменившись лесами и болотами.
Наш сплав по реке начинался из уездного городка Олевск, настоящим живым центром которого, как и обычно бывает в таких городках, был рынок, где крупы продавались мешками, а куры и гуси живыми и неощипанными. И непременно в таком городке, с виду совсем непримечательном, найдется своя изюминка. В нашем случае ― вокзал еще царской эпохи, навевающий своей архитектурой ностальгические воспоминания из какой-то другой жизни.
Река, я бы сказала, оказалась особенной. Широкие песчаные отмели чередовались с глубокими черными омутами, резко обрываясь в них, и мы то и дело выпрыгивали из байдарки, чтобы протолкнуть ее по мелководью, а потом спешили заскочить обратно, когда она срывалась за быстрым течением на глубину. Мы с удовольствием останавливались на таких отмелях и плескались в воде, скользя на животе по песку за течением. Скучать не давало невероятное количество поваленных в реку деревьев, между которыми приходилось лавировать с ювелирной точностью. И главным виновником этих заторов была даже не вода, вымывающая корни деревьев по песчаным берегам, а бобры. Свежие следы их зубов были почти на каждом стволе, перегораживающем русло. От того ли, что это были в основном дубы, или из-за железистых болотных пород, прозрачная вода приобрела удивительный рыжий цвет.
О приближении к деревне говорили удочки на живца, воткнутые над омутами в песок по берегам. На некоторых из них уже плескались пойманные щуки. Встречались по берегам и плетеные верши-ловушки для ловли рыбы. Просторные деревни с побеленными деревянными домами из бруса. Старинный традиционный уклад чувствуется во всем, в хозяйстве, почти натуральном, в быту. Это земля летописных древлян. И названия у этих деревень тоже с характером ― Хочино, Юрово, Перга, Майдан Копыщанский. Кони на берегу реки у села удивляются нам не меньше, чем местные жители. Набираю воду в колодце у ближайшей к реке хаты. До воды - 2 кольца. Хозяйка,странного вида бабка, в мужском костюме и по мужски стриженная, говорит:"Вы чего сюда приехали? Ехали бы на море! А тут у нас смотреть не на что." А мы то смотрим, удивляемся, восхищаемся, радуемся всему этому, как-будто попали по путевке в другое время и в другую страну. Мы с ними - как люди из разных миров. Мимо нас прошли две немолодые женщины с тяпками, посмотрели с завистью и осуждением:"Вам, наверное, легче живется, чем нам...."
На пути повстречали много плантаций хмеля и село с одноименным названием ― Хмельник. Хмелярство веками было основной отраслью для этих краев, которая почти исчезла после распада СССР, а теперь вот опять возрождается.
Дубы. Мы уже забыли, что бывают такие дубы, вековые, в три обхвата. Они повсюду по берегам, как великаны. У одного ствол выжжен изнутри, теперь в эту пещеру может спрятаться несколько человек, а дуб с роскошными ветвями все живет и зеленеет. Такие дубы тем более удивительны, что вековечные леса на Украине давно вырублены, и 90 % нынешних ― рукотворны, возрастом всего в несколько десятков лет.
На многих этих дубах да местами на соснах среди ветвей ― борти. Это искусственные дупла из спиленных деревьев с вырубленными в них полостями для содержания пчел. Их помещают на дереве, и дикий пчелиный рой сам залетает туда, естественно и без принуждения. Может и не залететь, и тогда тяжелый труд бортника, который изготовил, а потом затянул этот улей на большую высоту, будет неоправдан. Бортничество существует в Полесье еще со времен Киевской Руси, одно из немногих мест на Украине, где сохранился этот промысел, не уступив место рамочному улику. Не потому ли и река называется так необычно для слуха ― Уборть. У-борть. Сорт меда, который собирают дикие пчелы, называется лесным. Сейчас борти расположены невысоко, всего в нескольких метрах от земли, а раньше их крепили не ниже, чем 15-25 метров, чтобы разные сластены, как то медведи и люди, не могли до них добраться. Для защиты от медведей придумывали разные устройства. Например, привязывали рядом с уликом колоду. Медведь, который лез за медом, натыкался на эту колоду и пытался оттолкнуть ее лапой. Медведь ― существо со вспыльчивым характером. Заканчивалось тем, что он отпускал ствол дерева, чтобы ухватить колоду двумя лапами, и падал вниз на заостренные палки. Сейчас медведей в украинском Полесье нет, только иногда бывает забредает какой из Беларуси. Да и с ворами-людьми, говорят, обходились не менее сурово ― заставляли прыгать на землю с большой высоты.
Карелию я все же нашла, немного удалившись от берега и прибрежных лугов вглубь, к лесу. И сразу окунулась в мир мхов, папоротников, тонких сосенок и березок, зарослей черники помеж болот с высокими, заросшими травой кочками. Вечером к нашему лагерю прилетали отсюда полчища комаров и злющего гнуса, от которого, как в той песне, «не спрятаться, не скрыться». Карелия эта ― Полесский заповедник, созданный в 1968 году. Когда-то здесь были непроходимые заболоченные дебри, рожденные древним ледником. Но человек варварски вмешивался в природу, без разбору рубил и жег лес, осушал болота, и на момент создания заповедника почти уничтожил и то, и другое. Зверь тоже ушел из этих мест.
Нынешний лес молодой, рукотворный. И тем более удивительно то многообразие животных и растений, в том числе редких и реликтовых, существующих в заповеднике сейчас. Название некоторых просто ласкает слух: вереск, рододендрон желтый, охидеи, плауны, шейхцерия болотная, водяной орех, ежовая головка, козельцы украинские, шелудивник королевский, сфагновый мох. Из ягод ― черника, брусника, клюква. В заповеднике живет лось, косуля, благородный олень, кабан, лисица, куница, бобер, хорек, ласка, норка американская, енотовидная собака, не говоря уже о белках, зайцах и ежах. Вернулся сюда и волк, есть рысь, барсук, горностай и выдра. Правда, увидеть их шансов почти нет. А вот птиц можно. Непуганные ястребы сидят по берегам реки, встречаются белые аисты, серые куропатки. Названия некоторых птиц звучат более удивительно, чем привычно: тетерев, черный аист, бородатая сова, мохнатый сыч, глухарь, подорлик малый, змеед, пустельга, вальдшнеп и бекас. Есть даже такой редкий сейчас филин. И это далеко не все. И говорит это о том, что существует здесь опять по-настоящему дикая природа, с глухими уголками, где это удивительное многообразие может укрыться от человека.
По Полесскому заповеднику проходит Словечанско-Овручанский кряж, выходя на поверхность грядами гранитов и кварцитов. А между селами Хочино и Майдан Копыщанский разбросаны по лесу мегалиты ― огромные валуны обтекаемых и гладких форм, которые оставил после себя все тот же ледник. И как все необычное и удивительное, они обросли своими легендами. Мы силились разглядеть с воды Камень Любви. По преданию, влюбился один юноша в дочку князя, но не видя от нее взаимности, решил прыгнуть с камня и утопиться в водах Уборти. Но тут к нему подошла та девушка и отдалась ему на этом камне. И зачали они здоровое и красивое дитя. И пошла об этом камне молва, что рождает он сумасшедшую страсть, дарует детей бездетным, и что ни одна девушка не может отказать парню на этом камне. И стала с годами вершина этого камня плоской и ровной от страсти людской. Но камня мы не увидели. Видимо отодвинулось от него русло реки, и сейчас несчастный влюбленный уж никак не допрыгнул бы с него до воды.
Наш путь окончился в селе Майдан Копыщанский, дальше за ним Уборть перетекает в Белорусь, и бдительные пограничники зорко следят за всеми пришлыми. Граница радушно открыта только дикому зверю, который вновь заполняет наши леса, дарующие тот глоток дикости и первобытности, которого так не хватает современному жителю мегаполиса.
